Моя постоянная компания — Аманда и Клэр. Обе их семьи куда обеспеченнее нашей. Но равенства в нашей дружбе нет. Я руковожу сестринством, а значит, и обеими этими девчонками. И если с Клэр у нас в этом вопросе взаимопонимание достигнуто: она осознает, что так убиваться, как я, без великой цели бессмысленно, то Аманда в корне не согласна. Она еще долго будет вымаливать у меня прощение за все те гадости, что наговорила вчера. Понятия не имею, как оставила ее безнаказанной. Наверное, это тоже следствие головной боли. Сейчас мне многое из вчерашних действий кажется слишком опрометчивым.

— Благодарю за качественную оценку, — отвечаю я холодно. — Пользуйся, не стесняйся. Не забудь захватить дезинфицирующие салфетки. Или ты думаешь, что ради тебя он выберет местечко поприличнее туалетных кабинок?

Аманда, открыв рот, вспыхивает, а я лениво поворачиваю голову в сторону Стефана Фейрстаха. Глупо делать вид, что я не заметила его, едва войдя в патио. Он сидит за столиком сразу с тремя девчонками и явно наслаждается их вниманием. Тотчас поймав мой взгляд, Стефан подмигивает и берется за телефон, безмерно меня раздражая.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Фейрстах: «После вчерашнего был уверен, что ты добавишься ко мне. Как голова?»

Шерил: «Всегда со мной. Спасибо за мохито и отшитого Эммерсона, на том и закончим».

Фейрстах: «Тогда зачем тебе мой номер?»

Шерил: «У меня есть номера всех студентов».

Я с самого утра исправила вчерашнюю оплошность и под благовидным предлогом сунула нос в университетское досье на новенького.

Фейрстах: «Удобно быть дочкой ректора».

Нахмурившись, кидаю на него еще один взгляд. Стефан косится в мою сторону с улыбкой. Сегодня он уже не выглядит как сбежавший с концерта рок-музыкант. В серой футболке с низким вырезом, темно-серой рубашке поверх, синих джинсах, белых сникерсах и с напульсниками на запястьях он выглядит как нормальный студент. Только все равно выделяется на общем фоне. И почему парням не приходится торчать по два часа у зеркала по утрам, чтобы их внешний вид оценивали на «хорошо»?

Он напоминает мне Джеймса. Живостью, открытостью, умением ничего не делать, чтобы привлечь внимание. Всем тем, что так дико бесило Зака Эммерсона. Это проблема. То, что Стефан Фейрстах напоминает мне брата. Во-первых, мне нужно сосредоточиться на другом. А во-вторых, Джеймс — чуть ли не единственная слабость. Не хотелось бы, чтобы через это приоткрытое окошко новенький пролез в мою жизнь.

Шерил: «Не отвлекайся, подружки заскучают».

Фейрстах: «Чем ревновать, лучше бы присоединилась».

Шерил: «Много на себя берешь».

Фейрстах: «Никогда столько, чтобы не справиться».

Шерил: «Скажи это бедняжке Уитни».

Фейрстах: «Звездочка, да тебя пора в стерву переименовывать! С головной болью ты мне нравилась больше».

Я хмыкаю. Когда меня называют стервой, я начинаю даже гордиться. Это значит, что старалась я не зря. В школе меня стервой никто бы не назвал. Нет, милой я тоже не считалась, скорее независимой, равнодушной и абсолютно свободной от чужого мнения. По последнему пункту я, кстати, скучаю.

— С кем ты так увлеченно переписываешься? — уточняет Аманда, очевидно, за мной наблюдавшая.

— С Масконо, — отвечаю я механически и только затем удивляюсь тому, что не сказала правду. Я же не делала ничего предосудительного.

Но тему развить не получается: Аманде поступает на телефон звонок, и тогда уже Клэр наклоняется ко мне ближе, шепотом спрашивая:

— Шерри, скажи, что ты не обещала мини на хеллоуинской вечеринке.

— Я это улажу, — огрызаюсь я.

— Шер, — укоризненно качает она головой. — Понятно, что больше половины девчонок все равно заявились бы в мини, но если это станет обязаловкой, то тебя обвинят в сексизме и сговоре с братством.

— Я улажу, — повторяю я с нажимом. — Не могла же я оставить без внимания этих двоих.

Проследив за взмахом моей руки, Клэр хмыкает.

— Понятно. Но хоть мне скажешь, кто там на самом деле был в туалете?

— Волонтерка из приемной комиссии. Последний день дорабатывала.

— И почему бы не рассказать об этом? Ей даже хуже не будет.

— Потому что, Клэр, кто с кем спит — дело тех, кто спит, что мы и доказали этими сплетнями. Я не собираюсь уподобляться тем двоим и топтать девчонку. Она мне ничего плохого не сделала. Да и попытайся я рассказать, кто поверит? Кому нынче интересна правда?

Подумав, подруга кивает.

Аманда еще не заканчивает свой телефонный разговор, когда мы подхватываем стаканчики с кофе и направляемся к выходу из университетского патио. Но не успеваем сделать и пары шагов, как вдруг:

— Абрамс! — слышу я злой оклик.

Останавливаюсь и раздраженно поворачиваюсь. Ненавижу, когда на меня орут, тем более прилюдно. Даже интересно, что за самоубийца до такого додумался.

— Так отчаянно стремилась прикрыть свою задницу, что смонтировала фото? — чуть не тычет мне телефоном в лицо одна из туалетных куриц. Которая Тори Браун.

— Ты всегда делаешь такие скоропалительные выводы? — спрашиваю я со смешком. — Хотя о чем это я спрашиваю? Конечно всегда. Всего неделя нового семестра, а у тебя и твоей подружки счет уже два из двух. Кстати, ты Тори или Лиза? Извини, я вас не различаю.

Не различаю, как же. Но в отличие от меня обе эти девчонки — никто, они ничего не могут, а значит, причин их помнить у меня нет. Кроме той, что знать всех студентов по именам и лицам бывает удобно. Но это уже мои личные загоны, о которых никому знать не нужно.

Кстати, вторая — Лиза — стоит поодаль с таким видом, будто сейчас хлопнется в обморок от понимания, что невольно оказалась втянута в открытый конфликт со стервой Шерил Абрамс. Не похоже, чтобы распустить обо мне слухи было ее инициативой. Она же не подозревает, что я даже к выбору своих врагов подхожу крайне основательно и вдумчиво.

Тем временем лицо Тори идет красными пятнами гнева.

— Это. Монтаж! И даже не делай вид, что не знаешь. Шторы! Они зеленые, а на лице от них рефлекса нет! Оно снято на фоне желтых предметов.

Не верить ей у меня нет никаких причин. Особенно после того, как окружающие нас люди, понимающие в рисовании больше моего, начинают перешептываться. Мой непривычный к критической оценке глаз не заметил дефекта фотографии. Но… как я, мать вашу, могла не проверить, не подделал ли Джастин фото? Сама выставила себя полной идиоткой и чуть не подставила своих девчонок с этим дресс-кодом для вечеринки! Масконо — придурок. Неужели стоило потратить столько сил ради того, чтобы полюбоваться на голые ножки?

— Даже если так, Торилиза, с чего ты взяла, что я имею к этой фотографии хоть какое-то отношение? — спрашиваю я, подходя к ней с удивленной улыбкой. — На ней написано, что ее сделала я? Может быть, то же самое, что и на новеньком второкурснике? — киваю я на Стефана.

Она сглатывает. Из толпы начинают звучать смешки. Потому что я продолжаю на нее надвигаться, а она отступает.

— Больше никому не нужно делать монтаж! — пытается защититься Тори.

— Ты в этом так уверена? Или ты распускаешь сплетни только обо мне? Тогда ответь, с какой стати такая честь? — И мягко продолжаю: — Что я тебе сделала? В прошлом году не пропустила твою задницу в сестринство? Или надрала ту же самую часть тела на чирлидерских соревнованиях?

— Может, еще подумаешь? Я знаю, что сделал твой брат. Лейси Уильямс моя кузина.

Понятия не имею, что творится с моим лицом, я его будто даже не чувствую. Должно быть, мертвенно побледнела. Само по себе это знание о Джеймсе не критично — все мы понимаем, что в один прекрасный день правда всплывет и нашей семье уже будет никак не защититься от злых пересудов, — но неизвестно, чем это закончится для Джеймса, если заговорят все. И еще — для меня. Ведь если дело возобновится, может вскрыться, что это я помогла брату бежать. Даже родители не знают, что я сама сунула ему в руку ключи от машины. Обвинение в побеге после причинения серьезного вреда здоровью — не то же самое, что после непреднамеренного убийства, но все равно серьезно. У Зака Эммерсона случился разрыв селезенки, а ребро проткнуло легкое. Это — именно тяжкий вред здоровью. Без госпитализации он бы не выжил.